В ужасе спешит к нему Аполлон и поднимает с земли упавшего юношу. Он согревает его, вытирает с лица его кровь, прикладывает к ране целебные травы, но помочь он ему не может. Как лилия или фиалка, сорванная в саду, наклоняет листья к земле, так, умирая, склоняет голову юный Гиацинт. В глубокой печали стоит Аполлон перед погибшим своим любимцем и грустит, что не может умереть с ним вместе.

И вот по воле Аполлона в память о юноше из земли, обагренной кровью, вырастает белый, с кроваво-красными пятнами, стройный цветок.

Каждой весной зацветает прекрасный цветок гиацинт, и в начале лета в честь Гиацинта и Аполлона в Спарте совершается празднество. Оно начинается печальными песнями о рано погибшем юноше и кончается веселым и бодрым запевом о его возрождении.

Адонис

Никого так не любила юная богиня Афродита, как прекрасного юношу-пастуха Адо́ниса, сына сирийского царя.

Книд и Па́фос и богатый рудой Амату́нт, где прежде часто бывала она, отныне ею забыты. Для Адониса она позабыла и самое небо. Не нежит она себя, как прежде, и в одежде простой бродит вместе с юношей по горам, по лесам и скалам, поросшим колючим кустарником. С собаками охотится она на ланей и зайцев, но дикого вепря, медведя и волка она избегает и советует Адонису подальше держаться от этих лютых зверей. Она говорит: «Излишняя смелость опасна, не будь безрассудно отважен, не нападай на сильного льва, твое мужество может оказаться опасным и мне и тебе».

Пока Афродита была при нем, он исполнял ее советы. Но однажды на острове Кипр Адонис позабыл слова Афродиты. На охоте с собаками выгнал он из дремучего леса на поляну разъяренного вепря и метнул в него охотничий дротик. Раненый вепрь кинулся на юношу. Адонис стал убегать, но зверь вскоре его нагнал и нанес клыками такую тяжелую рану, что Адонис замертво пал наземь.

Услыхала Афродита стоны умирающего Адониса и на колеснице, запряженной белыми лебедями, поспешила к нему на помощь. Увидав убитого юношу, она сошла с колесницы, с горя разорвала на себе одежды и горько заплакала. Но слезами не воскресить умершего Адониса. Тогда в память о прекрасном юноше смешала Афродита божественный нектар с кровью Адониса и обратила его в кроваво-красный цветок.

Время его цветения кратко, как жизнь юноши; скоро сдувает ветер его увядшие лепестки, и назвали цветок оттого ветреницей, или анемоной.

По другим сказаниям, чтоб утешить Афродиту, боги повелели Адонису каждую весну и лето покидать подземную область теней, обитель Аида и Персефоны, и быть вместе с Афродитой. Когда Адонис возвращается снова на землю, это время цветения в природе и пора созревания плодов и жатвы. А осенью в Элладе начинаются празднества и обряд погребения Адониса; печальными песнями провожают его в мрачную обитель теней, в подземное царство Аида.

Но в конце праздника поют веселые песни, надеясь, что весной он снова вернется на землю: «Адонис жив, он снова явится к нам весною!».

Кипарис

На острове Kéoc, на Карфейских лугах, пасся когда-то прекрасный, посвященный нимфам олень.

Ветвистые его рога блистали на солнце, как золото, гладкая шея была украшена драгоценными камнями, и серебряный бубенец висел у него на рогах, а в ушах были серьги. Давно этот дивный олень перестал быть пугливым и диким, он входил в жилища людей и позволял ласкать себя всякому. И никто так сильно не любил чудесного оленя, как сын кеосского царя, юноша Кипарис. Он водил оленя пастись на луга, где росла молодая сочная трава, где так прозрачны и чисты воды ручья; он украшал его рога пестрыми цветами, садился к нему на спину и ездил на нем по зеленому лугу.

Раз в знойный полуденный час лег усталый олень под сень густых деревьев на высокую траву. Но вот охотничий дротик, брошенный неосторожной рукой Кипариса, попал нечаянно в оленя. В отчаянии увидел Кипарис, что любимый его олень умирает от смертельной раны. Захотелось тогда Кипарису и самому умереть, и стал он молить Аполлона о смерти. Аполлон, любивший юношу, старался утешить своего друга, но Кипарис в горе рыдал и просил у богов: «Сделайте так, чтобы я никогда не расставался с печалью!». И вот бледные руки его, истомленные горем, начинают вдруг зеленеть, волосы, обрамлявшие его белоснежный лоб, начинают твердеть и обращаются в хвою, и становится юноша высоким стройным деревом-кипарисом.

Вздохнул глубоко Аполлон, увидев превращение своего друга, и, исполненный грусти, сказал: «Я буду всегда оплакивать тебя, а ты будешь вечно оплакивать горе людское».

Братья Кастор и Полидевк

Братья Ка́стор и Полиде́вк родились от Леды и Зевса. Это были отважные юноши-герои. Рассказывают, что никто лучше Кастора не умел объезжать молодых норовистых коней и править ими. А Полидевк был лучшим бойцом в рукопашном бою. Кастор и Полидевк, которых звали Диоску́рами, то есть детьми Зевса, участвовали в знаменитом походе аргонавтов за золотым руном и в славной калидонской охоте на дикого вепря, что был величиною с быка; его глаза, налитые кровью, горели огнем; щетина его торчала острыми копьями, а клыки были величиной с бивень слона; от его горячего дыхания увядали листья на деревьях и желтела трава.

Кастор и Полидевк совершили не один отважный поход вместе со своими двоюродными братьями Линкеем и Идасом, сыновьями мессенского царя. Линкей, что значит «Рысий глаз», обладал таким острым зрением, что мог видеть все, что происходило в глубинах земли. А брат его Идас отличался мужеством и необычайной силой.

Однажды он отважился выступить против самого Аполлона, а случилось это так. Идас сватался за прекрасную девушку Марпе́ссу, которую полюбил светозарный бог солнца. И он увез ее на крылатой колеснице, подаренной ему Посейдоном. Аполлон погнался за Идасом, чтобы отнять у него красавицу, но смелый Идас не испугался и вступил в бой с лучезарным богом. Зевс-громовержец разнял бойцов и велел Марпессе выбрать из них того, кого она сама пожелает. И девушка выбрала Идаса.

С этими братьями Кастор и Полидевк долго дружили, и много подвигов и опасных походов они совершили вместе.

Однажды они явились в Аркадию и захватили там стадо быков. Дележ добычи был поручен Идасу.

Разрубил Идас одного из быков на четыре равные части и сказал:

— Пусть одна половина стада достанется тому, кто раньше других съест свою долю, а другая — тому, кто съест свою долю вторым.

И раньше всех съел